Орочоны О проекте











Яндекс.Метрика


на сайте:

аудио            105
видео              32
документы      73
книги              91
панорамы       58
статьи        8986
фото           8037








Первый литературный портал:



Стихотворение
Пусть дождик льет для всех...

Стихотворение
Настало время звездопадов...






Статьи по теме

Народы Приамурья











Представления о мире и преемственность сюжетов древних и современных эвенков-орочонов

16 января 2015 г.

   Вернуться на страницу Орочоны

   Исследование традиционных верований и представлений малых народов Сибири и Дальнего Востока, еще недавно находившихся на стадии первобытнообщинного строя, представляет задачу огромной важности. В настоящее время архаичные, традиционные представления о мире довольно быстро сменяются современными. Успехи в хозяйственном развитии малых народов, в том числе эвенков-орочонов, достижения в области культуры, просвещения, здравоохранения ведут к вытеснению традиционного уклада жизни и религиозных верований. Изучение религиозных систем, выявление архаических корней, еще бытующих ныне традиционных верований, показывает особенности развития форм общественного сознания на разных этапах, а также пути исторического развития этих народов.

   Эвенки-орочоны, малоизученная группа эвенков, имели специфические особенности в языке, хозяйстве, социальном строе, материальной и духовной культуре, в том числе в религиозных воззрениях.

   Исследование традиционных верований и представлений малых народов Сибири и Дальнего Востока, еще недавно находившихся на стадии первобытнообщинного строя, представляет задачу огромной важности. В настоящее время архаичные, традиционные представления о мире довольно быстро сменяются современными. Успехи в хозяйственном развитии малых народов Сибири, в том числе эвенков-орочонов, достижения в области культуры, просвещения, здравоохранения ведут к вытеснению традиционного уклада жизни и религиозных верований. Таким образом, изучение религиозных систем, выявление архаических корней, еще бытующих ныне традиционных верований, показывает особенности развития форм общественного сознания на разных этапах. А также пути исторического развития этих народов.

   Эвенки-орочоны, малоизученная этническая группа эвенков, имели специфические особенности в языке, хозяйстве, социальном строе, материальной и духовной культуре, в том числе в религиозных воззрениях.

   Эвенки являются коренным этносом Забайкалья. Русские называли эвенков “тунгусами”. Впервые в русских документах этноним “тунгус” встречается в записке, поданной в 1577 г. Г. Штаденом. Тогда, открывая для себя этот народ, наблюдая его образ жизни, бытовой и хозяйственный уклад и культуру, русские землепроходцы, а затем дипломаты и иностранные путешественники положили начало его изучению и накопили определенные знания о нем. Существуют различные гипотезы о происхождении эвенков. Такие исследователи, как Ю.Д. Талько-Грынцевич, В.И. Сосновский, К. Гикиш, считали, что этногенез эвенков происходил в степных районах, южнее Байкала. А.П. Окладников, Г.М. Василевич, А.М. Золотарев также полагали, что этногенез эвенков начался III-IV тыс. лет назад, и связывали его с памятниками глазковской культуры Восточной Сибири. С.М. Широкогоров считал, что у эвенков и маньчжуров были общие предки, а их прародиной являлись территории между реками Хуанхэ и Янцзы.

   По данным В.А. Туголукова и М.Г. Левина предком эвенков был народ увань. Ранние сведения о нем относятся к V- VII.в.в. н.э. Этноним “увань” является прототипом самоназвания тунгусов (эвен – увань). Увани были небольшой племенной группой народа Хи. Наряду с уванями в этот народ входили мохэ и чжурчжени – предки маньчжур. Место обитания народа Хи, и в частности уваней, Большой Хинганский хребет. Увани занимались горным скотоводством, разведением лошадей и овец, возможно оленеводством. Общение уваней с аборигенами Забайкалья и Приамурья положило начало этническому формированию тунгусов – эвенков и эвенов. В XII в. В связи с усилением военно-политического влияния происходят миграции на север небольших скотоводческих групп, среди которых находятся и увани. В ходе этих миграций к уваням присоединяются тюркские и монгольские племена. Первоначально эвенки (увани) появились в горно-таежном Забайкалье и Приамурье. Затем, расселившись по Сибири, ассимилировали многие племена ее ранних насельников, а также “переплавили” в себе отдельные тюркские и монгольские группы.

   В результате присутствия в этническом комплексе эвенков тюркских и монгольских компонентов, а также благодаря обширному расселению эвенков, у них образовались различные хозяйственно – культурные типы. Им соответствовали и различные группы населения. Наряду с так называемыми бродячими эвенками, которые занимались охотой и рыболовством, существовали и эвенки-скотоводы. Среди последних выделялись коневоды и оленеводы. Эвенки – коневоды именовались хамниганами, солонами. Они занимались разведением лошадей и овец и испытали значительное влияние монгольских племен. Эвенки – оленеводы, или орочоны (от орон – олень), расселялись в северной таежной зоне. Олени в основном служили в качестве транспортного средства. К концу XIX - началу XX в. Эвенки-орочоны расселялись по левобережным притокам среднего течения р. Витим, в верховьях Олекмы и Алдана, среднем течении Маи (правый приток Алдана) и по левобережным притокам верхнего Амура.

   Целью настоящей работы является описание системы традиционных верований, представлений о мире и обрядов в том виде, в котором они сложились к концу XIX- началу XX в. у эвенков-орочонов, кочевавших в верхнем и среднем течении Олекмы, в бассейне Нюкжи и по левым притокам верхнего Амура. В данной работе автор пытается дать общее представление о традиционных верованиях эвенков-орочонов и некоторые сведения о времени и исторических условиях их зарождения.

   Естественно, невозможно, говоря о системе религиозных представлений эвенков-орочонов, обойти вопрос о сочетании шаманских и дошаманских элементов, о роли шаманизма в формировании этой системы, так как архаические верования и представления о мире были трансформированы шаманизмом; до нас они дошли уже сильно изменившимися под влиянием шаманских представлений.

   Как отмечается рядом исследователей, у народов Сибири и Севера в конце XIX – начале XX в. религиозные представления и верования находились под контролем шаманства. Сами шаманы являлись наиболее ярыми их блюстителями.

   Интересна точка зрения по поводу шаманизма и религиозных верований И.С. Вдовина. Анализируя шаманство народов Севера и Сибири, он, с одной стороны, соглашается, что шаманы наряду с колдовскими узурпировали отправление почти всех общинных и семейных культов, с другой – приходит к заключению, что при изученности шаманизма народов Сибири и Севера следует отличать то, что относится к религии, от того, что относится собственно к шаманству или колдовству. “Нельзя смешивать эти генетически и функционально разные явления. Все валить в одну кучу значит запутывать существо дела. Смешивать несовместимые по социальной природе и социальному назначению явления общественной жизни народов”.

   Шаманизм как одна из форм религии явление позднее. По этому вопросу С.И. Вайнштейн справедливо отметил, что “на ранних ступенях развития человеческого общества формирующийся шаманизм, сосуществуя с другими формами первобытных верований, имея “специализированных” служителей, играл второстепенную роль в общественном сознании, мог оставаться незамеченным посторонними наблюдателями”. С гипотезой о позднем формировании у народов Сибири развитого шаманства выступал и С.П. Толстов, но он ошибочно считал, что шаманизм возник не на собственной основе в силу сложившихся социально-экономических условий, а под влиянием буддизма.

   В специальной литературе достаточно широко освещены религия и религиозные представления эвенков Прибайкалья и Забайкалья.

   Традиционные верования и представления о мире эвенков-орочонов рассматриваемой территории практически не освещены. О них имеются лишь отдельные сведения у Р.К. Мака, Г.Е. Грум-Гржимайло, Г.Н. Госсовского и в общей характеристике религиозных представлений эвенков у Г.М. Василевич.

   Необходимо отметить, что шаманизм в том виде, в котором он бытовал в дореволюционной России и в первые годы Советской власти, почти исчез. О нем могут рассказать лишь представители старшего поколения. Молодежь и даже лица среднего возраста в большинстве своем уже плохо помнят традиционные верования, обряды и обычаи своих предков, а некоторые вообще не имеют о них ни малейшего представления. Шаманские ритуалы, заклинания, песнопения также известны очень небольшому кругу людей. Охотничьи и оленеводческие обряды и праздники знают многие. Некоторые охотники и оленеводы пожилого возраста совершают их и в настоящее время.

   Шаманской космологии эвенков свойственно трехчленное деление мироздания, а каждый мир был многоярусен: верхний (угу буга), средний (дулин буга), нижний (хэргу буга). Верхний мир располагался там, где восходит солнце, нижний – где заходит. Считалось, что верхний и нижний миры простым людям недоступны – в них могли попасть только шаманы, причем наиболее сильные, которые и формировали у простых эвенков представления об этих мирах. Вход в верхний мир был через Полярную звезду (Санарин), в нижний мир можно было попасть через расщелины и пещеры на земной поверхности. В теплое время года из расщелин и пещер веет прохладой, зимой – теплом; эвенки считали, что это выходит воздух из нижнего мира, и, чтобы не накликать на себя беды, обходили эти места. Верхний и нижний миры делились на три яруса каждый. Определенное представление о вселенной передает ритуальный шаманский столбик – сэргэ, метровой длины, отесанный из лиственницы с тремя выступами. Куполообразный верхний выступ изображает верхний мир, дисковидный средний – землю и округлый, с небольшим уплощением, - нижний мир [рис.1].












   По представлениям эвенков-орочонов, в верхнем ярусе верхнего мира располагалось солнце, луна, звезды [рис.2]. Солнце (сигун) имело образ женщины, и называли его энекан сигун (бабушка-солнце). От солнца зависела смена времен года. Считалось, что зимой оно сидит в своей юрте и копит тепло. А весной отпускает это тепло на волю, от этого начинает таять снег, вскрываются реки, наступают теплые дни. Смена дня и ночи интересно объясняется в легенде, рассказанной в 1976 г. Н.И. Антоновым из рода Чакагир, 1902 г. рожд. (место рождения - р. Амуткачи, левый приток Амура).

   “Это было давным-давно, когда земля еще не разрослась и была совсем маленькой, но на ней уже появилась растительность, жили животные и люди. В то время не было ночи, солнце светило круглые сутки. Однажды в осенний день лось-буга (лось-самец во время гона) схватил солнце и побежал в сторону неба. Лосиха-матка (эннын), ходившая с лосем побежала за ним. На земле наступила ночь. Люди пришли в замешательство. Они не знали, что делать. В то время среди эвенков жил знаменитый охотник и силач Мани. Он единственный из эвенков не растерялся. Взял лук, позвал двух охотничьих собак и побежал вдогонку за лосями. В это время лоси удалились и бежали по небу. Собаки Мани быстро нагнали и остановили их. Лось, видя, что от собак вдвоем не уйти, передал солнце лосихе, а сам побежал отвлекать собак. Самка, улучив момент, резко повернулась и побежала в сторону севера к небесной дыре, чтобы скрыться от преследователей. Подоспевший Мани застрелил лося, но солнца у него не оказалось, Догадавшись, что лось передал солнце лосихе, он стал искать ее глазами по небу и увидел, что она уже близко от небесной дыры и может скрыться. Тогда он стал стрелять в нее из своего богатырского лука. Первая стрела легла в двух промерах ее туловища спереди, вторая – в одном, третья точно угодила в цель. Как только Мани отобрал солнце и вернул его людям, все участники космической охоты превратились в звезды. С тех пор происходит смена дня и ночи и космическая охота повторяется. Каждый вечер лоси выкрадывают солнце, в свою очередь, Мани гонится за ними и к утру возвращает людям солнце”.








   Подобная легенда есть и у эвенков Подкаменной Тунгуски. Персонажи этой легенды встречены и на наскальных рисунках по р. Мая. На них нарисованы два лося, самец и самка, преследуемые человеком с луком. У самки под брюхом – антропоморфное изображение солнца [рис.3].

   По преданию, связанные с описанной выше легендой четыре звезды, образующие ковш созвездия Большой Медведицы, являются следами лося-самца. Три звезды ручки ковша, три звезды пятой величины около них и наиболее близкая от созвездия Гончих Псов звезда – следы собак Мани, остановивших лосей. Сам Мани – пять звезд, расположенных ниже днища ковша, входящих в созвездие Большой Медведицы. Ковш созвездия Малой Медведицы – Это следы лосихи, пытавшейся уйти от преследователей. Первая и вторая звезды ручки ковша – стрелы Мани. Третья звезда ручки ковша (Полярная звезда) – отверстие, или дыра (санарин), через которое лосиха пыталась скрыться.

   С созвездием Большой Медведицы у эвенков-орочонов связан другой вариант легенды, который рассказал в 1980 г. К.В. Григорьев из рода Каптугар 1908 г. рождения (р. Большой Ольдой, левый приток Амура).

   “Однажды в осенний охотничий день собрались у костра эвенк, юкагир и чукча. При разговоре заспорили, кто из них лучший охотник. Чтобы доказать на деле, они в тайге отыскали лося и погнались за ним. Предварительно договорились: кто первый из них догонит и убьет зверя, тот и лучший охотник. Зверь попался сильный, долго водил их по тайге, но, выдохшись, побежал по небу. Охотники продолжали его преследовать: первым бежал эвенк, вторым – юкагир, третьим – чукча. Как только все они вбежали на небо, так сразу превратились в звезды. Ковш созвездия Большой Медведицы, состоящий из четырех звезд, - это лось, первая звезда ручки ковша – эвенк, вторая – юкагир, третья – чукча. А звезда из созвездия Гончих Псов, расположенная около последней звезды ручки ковша, - это собака эвенка, которая участвовала в охоте на лося, но отстала от охотников”.

   Внимание эвенков привлекала очень яркая звезда, которая после солнечного заката появлялась на небе с западной стороны. Утром, перед восходом солнца, она появлялась вновь, но уже на востоке. Эту звезду эвенки называют Чалбон (Венера). С этой планетой связаны шаманские обряды верхнеамурских эвенков. Они считают, что эта звезда является прародиной людей, на ней помещены неродившиеся души (оми) всех людей, в том числе шаманов. Путь на Чалбон открыт только сильным шаманам. Из их рассказов и сложились представления о звезде Чалбон у простых эвенков.

   Считается, что расстояние до звезды Чалбон 27 тагу (высокие молодые лиственницы с голыми стволами и ветками на вершине; используются во время камлания, когда они служат “остановками” для отдыха души шамана и духов-помощников). Это самый длинный шаманский путь. Вся территория звезды разделена на родовые участки, на которых растут только сухие лиственниц (мугдыкен), многие из них со сломанными вершинами. Все они увешаны птичьими гнездами, где помещаются души оми. Души оми простых людей выглядят, как птенцы синички (чипиче-чиче). Души шаманов находятся в дуплах лиственниц. Шаманские души выглядят по-иному, чаще всего, имея вид птенцов перелетных птиц (орлов, лебедей, гагар, куликов и т. д.). Кормятся все эти нерожденные души людей нерожденными душами животных и птиц, которые им посылает энекан буга – хозяйка вселенной и рода человеческого. Заботу по выкармливанию нерожденных душ оми берут на себя хэян – живые души умерших предков.

   Луну (бега) эвенки-орочоны представляют в образе зеркала энекан буга – хозяйки вселенной и рода человеческого. В полнолуние, при ясной погоде, на луне видны темные пятна. Эвенки считают, что они похожи на изображение стоящей старушки с мешочком (чемпули). По этому облику шаман ориентируется и отыскивает энекан буга, когда “летит” к ней со своими просьбами.

   Во втором ярусе верхнего мира, по представлениям эвенков, жизнь такая же, как на земле. Он разделен на родовые территории – стойбища, поселки и временные стоянки (эвенки-орочоны называют их таборами). Есть в этом ярусе болота, реки и тайга. Только живут здесь не реальные звери, птицы, растительность, а живые души умерших или погибших предков. Вместо настоящих людей здесь обитают души умерших предков. Душа живого человека называется хэян, после его смерти в теле поселяется новая душа – мугды, а душа хэян вылетает из тела и делится на две души: оми, которая улетает на родовую территорию неродившихся душ, и хэян, которая поселяется на родовой территории живых душ умерших предков. Живут эти души такой же жизнью, как и на земле, охотятся, занимаются рыбной ловлей, оленеводством.

   На третьем ярусе верхнего мира, или первом от земли, живет энекан буга. Эвенки представляют ее как очень старую сгорбленную женщину с добрым лицом, в длинном платье из ровдуги. Волосы зачесаны назад (возможно, на голове капюшон). В левой руке она держит чемпули, полный шерстинок – душ разных животных, в правой – шерстинку, чтобы подарить ее кому-нибудь из людей.

   По рассказам, энекан буга постоянно обходит свои владения и наблюдает за охраной устоев вселенной. Особенно любит она посещать скалы с рисунками, Эвенки поклоняются этим наскальным рисункам и приносят им жертвы (полагая, что этим они задабривают энекан буга и ее помощников), чтобы духи были милостивы, содействовали охоте и разведению домашних оленей.








   Первоначальное представление об энекан буга было связано с лосем и оленем, так как еще до настоящего времени лося и оленя во время гона называют буга – божественный. На этот счет есть и прямые доказательства. На Средненюкжинской писанице энекан буга передана в образе огромного оленя, который как бы отгораживает верхний мир от нижнего [рис.4].










   Наиболее почитаемая помощница энекан буга – энекан того (бабушка-огонь). Эвенки представляли ее в образе очень старой сгорбленной женщины, за плечами у которой мешочек с углями [рис.5].

   По верованиям эвенков, огонь обладал сверхъестественной силой изгонять злых духов. При помощи огня они очищали от злых духов юрты, при длительной неудаче в охоте – охотничье снаряжение, перед камланием – шаманское снаряжение. Во время эпидемий в очаге меняли огонь, добывая его путем сверления. Невеста приобщалась к роду мужа после того, как “угощала” огонь жиром. Эвенки часто обращались к огню с мелкими просьбами: послать зверя, благополучие и здоровье в семье, здоровье оленному стаду и т. д. При этом они приносили ему жертвы, бросали первый лакомый кусочек еды.

   Постоянным местом обитания энекан того был очаг. В связи с этим у эвенков сложилось доброжелательное отношение к огню, появились всевозможные запреты: Не руби дров около огня, ударишь бабушку и в дороге не будет гореть огонь. Не плюй в огонь, если плюнешь – вымажешь бабушку, она накажет: появятся на губах и языке язвы. Нельзя класть в огонь одно или два полена, можно только три, иначе бабушка обидится и покинет очаг. Не сжигай смолистые шишки и березовые наплывы. Если сожжешь, то ты сам или твой олень, будучи раненными, сгорите от жара.

   Гром и молнию эвенки называли одним словом агды (гроза). О внешнем облике агды были разноречивые представления. Зейские эвенки считали, что это – железная птица, похожая на орла, с огненными глазами. При ее полете происходит гром, а от сверкания глаз – молния.












   Нюкжинские и амурские эвенки представляли агды в образе пляшущего существа с медвежьей головой, человеческим телом и крыльями орла. Трехпалость его рук, как считают верхнеамурские эвенки, свидетельствует о его принадлежности и властвовании в трех мирах: верхнем, среднем и нижнем. В правой руке он держит огненный шар – шаровую молнию. На крыльях у него каменные кинжалы, из головы торчат огненные кинжалы. Верхнезейские эвенки в раннем средневековье, по всей вероятности, представляли агды в антропоморфном обличье в виде пляшущего человека с трехпалыми, расставленными в стороны руками и торчащими из головы кинжалами [рис.6].

   Одним из влиятельных помощников энекан буга на земле считался сэвэки – добрый дух, постоянно заботящийся о человеке. Он помогал сохранять здоровым оленье стадо, выискивал в тайге и посылал охотнику зверя, оберегал людей от болезней и всякого рода неприятностей. О его внешнем облике бытовали разноречивые мнения: одни говорили, что это очень старая женщина, другие представляли сэвэки в облике старика, третьи – в образе лося или лосихи, наконец, существовало предположение, что это молодая, на редкость красивая эвенкийская девушка.

   Г.М. Василевич в 1947 г. записала бытовавшее у верхнеамурских эвенков предание, в котором повествуется о том, что хозяином зверей и растительности является молодая красивая девушка.








   Представление о внешнем облике сэвэки можно получить из рисунков на ритуальных ковриках – наму. Здесь у сэвэки антропоморфный облик, но пол определить трудно [рис.7].

   Нижний мир является землей умерших предков (буни). Там жизнь является точной копией мира людей. Отличие состоит лишь в том, что они питаются не земной пищей, а одними кузнечиками, и тела их холодные, без дыхания и биения сердца.

   В земле буни никто из земных жителей не был. Представление эвенков о ней сложилось из рассказов шаманов, которым о своей жизни “рассказывали” сами души предков во время камланий, когда шаман попадает в нижний мир для сопровождения душ умерших и во время лечения больных.

   Вторым ярусом нижнего мира является река тунето (букв. обломки), доступная лишь сильным шаманам. Река тунето вся в сплошных завалах, водоворотах и порогах. Рассказывают, были случаи, когда души более слабых шаманов погибали в реке тунето во время камланий.

   Третий ярус нижнего мира (наиболее близкий к земле) – владения харги. Это самый злой дух. Он постоянно приносит людям горе. Если бы не добрые духи – энекан буга и ее помощники, он давно бы умертвил всех людей и полезных животных.










   По внешнему облику харги напоминает обычного эвенка, только он в несколько раз выше и массивнее. Вместо правой кисти у него страшная человеческая голова с оскаленными зубами, на левой руке огромный коготь. Некоторые считают, что вместо ног у него култышки, правая чуть ниже колена, левая до колена. Голова у него совершенно лысая, а туловище заросло шерстью [рис.8].

   Об уродстве харги интересное предание в 1980 г. рассказала Ф.Г. Боярковская из рода Хэбгимнгу, 1911 г. рожд. (р. Амуткачи, левый приток Амура).

   “Это было давным-давно, когда на земле еще не было наших дедушек и прадедушек. В то время харги ходил по всему миру, что хотел, то и делал. Задался он целью извести всех эвенков. Но энекан буга препятствовала его злодеяниям. Тогда он решил сначала расправиться с ней. Взял, расколол дерево, вбил в него гвозди и поставил на тропе, по которой постоянно ходила энекан буга. Предварительно все замаскировал. Буга заметила проделки харги и перенесла колоду с гвоздями на его же собственную тропу. Когда харги пошел по этой тропе, то попал ногами на колоду с гвоздями и сильно поранил себе ноги. После этого ноги у него распухли и начали гнить. Долго он болел, но остался в живых. Зато ноги у него сгнили: одна стала чуть ниже колена, другая – до колена. После этого харги на землю попасть не может, а посылает своих помощников.

   Наиболее близкий помощник харги – его правая рука с человеческой головой вместо кисти (бальбука). Харги может высунуть ее из земли в любом месте. Человек пугается, а харги хватает его когтем левой руки и выпивает из него кровь. Человек после этого долго болеет и, если ему не поможет шаман, в конце концов, умирает. Если человек не пугался, то харги не мог тронуть его.

   Другой помощник харги – кандыках. Его представляют в виде антропоморфного существа без головы. На ногах и руках у него нет кистей, левая рука короткая, правая длинная. Вместо головы на туловище огромная пасть.

   Образы представителей нижнего мира – харги и его помощников бальбука и кандыках, судя по накальным рисункам, зародились не менее трех тысячелетий назад. Они присутствуют на писаницах эпохи бронзы и раннего железного века в бассейнах Лены, Алдана и Верхнего Приамурья.

   Третий ярус нижнего мира заселен не только злыми духами, есть там и благожелательные духи – охранители спокойствия на земле и помощники шаманов при хождении в нижний мир: лягушка (баха), мамонт (сэли) и змея (кулин).

   Средний мир - это земля. О происхождении земли у эвенков-орочонов существует два представления. Одни считают, что появлением земли они обязаны лягушке (баха), другие предпочтение отдают гагаре (укан).

   “Когда-то были вода и небо. В небе жили змея и лягушка. На небе светили солнце, луна, звезда Чалбон, там обитала энекан буга со своими небесными помощниками. Змея была уже старой, часто уставала и очень мерзла в воде. Однажды она попросила свою помощницу-лягушку достать земли и укрепить ее на воде, чтобы змея могла отдыхать и греться на солнце. Лягушка нырнула и достала землю. Когда она начала ее укреплять, то земля стала тонуть. В это время подплыла змея. Лягушка испугалась, что змея будет ругать ее за беспомощность, перевернулась и стала лапами поддерживать землю. Так и осталась до настоящего времени”.

   О происхождении гор, рек, озер говорят, что когда появилась земля, то энекан буга поселила там мамонта сэли. Змее это не понравилось, и она начала сгонять мамонта с земли. Они дрались до тех пор, пока не провалились под землю. После этого они помирились и стали духами охранителями в нижнем мире. Кучи земли, которые они наворотили во время драки, превратились в горы, а углубления – в реки и озера. Подобные легенды рассказали В.Н. Абрамов из рода Гэкыгыр (1950 г. рожд., пос. Усть-Нюкжа и М.А. Боярковская из рода Хэбгимнгу (1920 г. рожд.).

   Многие эвенки считают, что землю сотворила гагара. Произошло это так. Вначале была вода. Жили тогда два брата – харги и сэвэки. Сэвэки был добрый и жил вверху, а злой харги – внизу. Помощниками у сэвэки были гоголь и гагара. Гагара нырнула и достала землю. Постепенно земля разрослась и приняла современный облик. Относительно сотворения гор, озер и рек эвенки-орочоны единодушно полагают, что это - деятельность мамонта и змеи.

   Предания о сотворении земли лягушкой или гагарой, мамонтом или змеей отмечены этнографами и у других групп эвенков.

   Относительно возникновения растительного мира эвенки считали, что это произошло само собой: появилась земля, ее пригрело солнце и начали расти разные деревья, кустарники, трава и т. д. О процессе появления человека и животных Ф.Г. Боярковская рассказывала, что когда возникли земля и растительный мир, на земле жили два брата – харги и сэвэки. Они изготавливали из глины и железа разных животных. Из глины делали мышцы, а из железа - сердце. Кровью, чтобы оживить их, служила красная охра, разведенная в воде. Сэвэки делал полезных для человека животных, харги – вредных. Помощником у сэвэки была собака, разговаривавшая на человеческом языке. Она должна была охранять изваяния людей от харги, который стремился испортить их. Однажды в отсутствие сэвэки пришел харги. Собака впустила его и рассказала, где находятся скульптуры людей. Харги испортил изваяния, вселил в них разные болезни. Сэвэки за это наказал собаку, лишив ее дара человеческой речи. “С этих пор, - сказал он, - ты будешь только лаять, станешь помощником в охоте и сторожем”. Так появились на земле люди. Сэвэки же с харги после этого случая поругались. Харги ушел жить в нижний мир, а сэвэки остался жить на земле.

   Близкие по содержанию предания имеются и у других групп эвенков.

   Эвенки-орочоны средний мир – землю – представляют плоской. На востоке от земли, где восходит солнце, расположен верхний мир, на западе, где оно заходит, - нижний. Сама земля выглядит как меховой коврик (кумалан). С одной стороны над ней расположено солнце, с другой – луна, между ними – звезды. Обитателей верхнего мира простым людям с земли не видно. Нижний мир также с земли не разглядишь. Вся земля разделена на родоплеменные территории.

   Наглядное представление о родовой территории эвенков дают ритуальные шаманские коврики наму. Слово наму в диалекте верхнеамурских эвенков обозначает “родовая территория”. Существует два вида наму: оленные и охотничьи. Оба этих вида использовали при большом весеннем обряде сэвэкан, при мелких обрядах благодарения сэвэки за удачную охоту, при просьбах послать охотничью удачу и благополучие рода, здоровое стадо, детей и т. д. Эти коврики представляли собой нечто наподобие иконы у христиан. Наму окуривали дымом, делали помазывание кровью, приносили небольшие жертвы, бросая в огонь кусочки жира. Хранили наму втайне от посторонних глаз в ритуальной шкатулке муручун со святынями семьи или рода. Наму изготовлялись по заказу шамана, и не для всех семей, а только для тех, у которых появлялась в этом потребность: не водились олени, долгое время была неудачной охота, появлялись болезни. Изготовление наму приурочивалось к обряду сэвэкан. Во время этого обряда в наму вводили священную силу мусун. Раньше наму были родовым достоянием, но с разложением первобытнообщинного строя некоторые родовые святыни перешли к семье.

   Существует утверждение, что в древности наму рисовали не на ковриках, а на священных скалах, где чаще всего живет сэвэки, куда часто приходит энекан буга. По их представлениям, наскальные рисунки (онен) не что иное, как изображение родовой территории. Многие из эвенков старшего поколения убеждены в том, что наскальные рисунки никто из людей не рисовал, это дело рук сэвэки. Но появление на родовых территориях посторонних людей и осквернение наскальных рисунков взглядами заставило перенести изображения на замшевые или пергаментные коврики.

   Очень значимое место в системе традиционных верований эвенков-орочонов занимали верования и обряды, связанные с промысловой деятельностью, цель которых – обеспечить успех в охоте и рыболовстве. Это объясняется тем, что промысловая деятельность являлась основным источником существования, но успех в ней в большей степени, чем в любой другой отрасли хозяйства, казался человеку независящим от его воли.

   Промысловые верования выражались в многочисленных правилах, приметах и обрядах. Многие из них у эвенков-орочонов, как и у других народов, обнаруживают чисто практические, материальные корни. В их основе лежат наблюдения над жизнью животных, природой, своеобразная промысловая этика и т. д. Многие промысловые верования связаны с уподоблением животных человеку в силу их “родства”. Отсюда признание за животными понимания человеческого языка, сходного образа жизни и восприятия окружающего мира. Другие обрядовые действия связаны с представлением о возрождении добытых промысловых животных, в основе которого лежало стремление человека обеспечить себя и впредь пищей. Это древнее представление сохранилось в отношении к крупным животным, мясо которых шло в пищу (лось, олень, медведь), а также к наиболее ценным пушным зверям.

   Культовые отношения к лосю и оленю у народов Сибири и Дальнего Востока формировались тысячелетиями. Это было обусловлено не только могучей силой этих животных, но и тем, что они играли важную роль в повседневной жизни северных охотников: давали людям мясо, теплую шкуру для одежды, кость. Поэтому эти животные издавна стали предметом культа, закономерно ставшего одной из наиболее ярких и выразительных форм древнейшего культа зверя.

   Начиная с раннего неолита и кончая средневековьем, древние художники с большим мастерством отражали культ лося и оленя на скальных плоскостях.

   Мясо убитых животных, как правило, съедалось семьями, кочевавшими совместно. Часть мяса, кроме того, дарили родственникам, жившим неподалеку. Из крови, ливера, желудка и кишечника приготавливали традиционные национальные блюда. Мозг из трубчатых костей ног и сухожилия употребляли в пищу в сыром виде.

   Шкуры шли на изготовление постелей, дох, одеял, а в выделанном виде (ровдуга) – для покрышек для чумов, а также на одежду – платья, штаны, унты и т. д.; шкурки с ног и головы использовались на унты, вьючные сумки, коврики, лыжи. Подшейный волос шел на подкладку швов и для вышивки, шерсть – для набивки подушек, седел, рога – на ручки ножей, слесарный инструмент, луки для седел. Спинные сухожилия шли на нитки.

   Разделка туши убитого лося или оленя проходила в определенном порядке и соблюдением особого ритуала. Тушу разделывали только ножом и старались ни в коем случае не повредить кости и не пролить кровь. Перед уходом место, где обрабатывали зверя, закладывали ветками и, чтобы враждебные духи не попали на это место и не могли поживиться чем-либо или надругаться над животным, вокруг ставили четыре охранника ментая.

   Голову лося или дикого оленя обязательно привозили домой, и клали на почетное место малу, на специально расшитый кумалан (коврик), обратив ее мордой к огню. Рядом с ней ставили небольшой столик с идолом сэвэкичан и надетым на него амулетом синкен. Напротив столика вешали наму. В это время обязательно у входа в юрту или палатку ставили идола-охранника ментая. Только после этого начинали сам обряд. Охотник ставил на печь или костер сковороду, раскаливал ее и бросал в нее жир (жир непременно бросали и в огонь). Когда жир начинал гореть, охотник брал в руки сковороду и дымом окуривал голову лося, наму, сэвэкичан и синкен. При этом он приговаривал, обращаясь к сэвэки или энекан буга: “Пошли еще такого”. На этом обряд заканчивался, приступали к разделке и варке мяса.

   После того как эвенк добывал лося или оленя, в первую очередь он вынимал глаза и съедал их сырыми, удалив хрусталик. Охотник полагал, что при этом как бы ослепляются и становятся легкой добычей другие звери.

   Выходя на первую осеннюю охоту и убив зверя, охотники полностью отдавали мясо сородичам и не брали ни одного кусочка. Считалось, что благодаря такому поведению охотника род всегда будет сытым и сохранится охотничья удача. Части тела лося и оленя – подшейный клок, нижнюю челюсть, кончики ушей, маленькие копытца – охотники вешали на ритуальную снизку. Считалось, что эти амулеты синкен принесут охотнику удачу. Охотники их почитали и оберегали.

   Эвенки ни в коем случае не позволяют смеяться или надругаться над останками убитых животных. Они верили, что их души, а также хозяин зверей и растительности сэвэки и сама энекан буга не прощали этого. Вот какую легенду о существующих традициях по отношению к лосю, в 1969 г. рассказал оленевод В.Н. Абрамов, проживающий в пос. Усть-Нюкжа.

   “Давным-давно в одном стойбище жили старик со старухой. У них было два сына. Однажды сыновья пошли на охоту и добыли лося. Разделали его по-эвенкийски, но почему-то их внимание привлекли кишки. Растянули они их, стали смеяться, какие они длинные. Отца в это время не было дома, а мать горестно посмотрела на сыновей, покачала головой и ничего не сказала. Через некоторое время отправился на охоту отец. Он бродил по тайге несколько дней, но не увидел даже рябчика, а он считался лучшим охотником в стойбище. Вернулся домой, пошел к шаману и спросил, почему у него была такая неудачная охота. Шаман сообщил отцу, как его сыновья надсмеялись над лосем, и сказал, что после этого ни один из членов их семьи не добудет зверя и все обречены на голодную смерть”.

   Или еще одно предание: “Однажды два охотника из рода Почегор во время осенней охоты набили столько лосей, что не смогли их ободрать и привести в надлежащий порядок. Часть зверей пришлось бросить. Хозяин тайги за это их наказал. Оба они вскоре заболели и умерли”.

   Одним из наиболее почитаемых животных у верхнеамурских эвенков был медведь. Культовое почитание медведя широко известно у народов Сибири и Дальнего Востока. В наибольшей степени это наблюдалось у народов Нижнего Амура, что нашло отражение в устном народном творчестве и в обрядах. У эвенков-орочонов предпочтение отдается культу лося или дикого оленя, а медведь отодвинут на второй план. Это видно из наскальных рисунков и археологических раскопок.

   Культ медведя проявляется у народов Сибири с неолита вплоть до средневековья, он отражен в наскальных рисунках на Ангаре, Токко, Мае. В археологических памятниках скульптур медведя гораздо больше. Собранные материалы позволяют говорить о том, что культ медведя зародился в глубокой древности и дожил в запретах, оберегах, поверьях и обрядах до наших дней.

   Эвенки-орочоны медведя называли амикан (дедушка, старик). Охотились на него круглый год, попутно с добычей других зверей. Особенно была распространена охота на медведя в берлоге. Некоторые эвенки славились как охотники на ходового медведя, не лежащего в берлоге, считались специалистами – медвежатниками. Они охотились с копьем или пальмой.

   Охота на ходового медведя мало, чем отличалась от промысла парнокопытных животных. Как правило, медведь попадался случайно, специально преследовали в очень редких случаях, только раненного медведя или шатуна. Специальных собак – медвежатниц эвенки не держали. Если медведь начинал преследовать оленье стадо, то на него охотились, делая засаду около задавленного оленя, или ставили специальную ловушку с приманкой. Но по возможности эвенк не упускал случая убить медведя.

   Когда медведь застрелен, все очевидцы и участники охоты подходят к нему и эвенк, убивший медведя, говорит: “Кук” или “Не я тебя убил, а убил тот-то или тот-то”, указывая на человека другой национальности. Вслед за охотником, застрелившим медведя, подобные слова повторяют все присутствующие. После этого медведя переворачивают, подкладывают под него ветки и мох и начинают обдирать. Охотник, убивший зверя, подходит к нему первый, надрезает ножом шкуру на животе, а затем эту процедуру повторяют все присутствующие, по старшинству. Шкуру может снимать любой участник охоты, но обязательно с одной стороны, чтобы на охоте медведи не могли напасть сразу с двух сторон. Пока снимают шкуру, один из участников охоты изготавливает из коры лиственницы плоскостное изображение ворона, мажет кровью ему клюв и надевает на него небольшой кусок мяса. Затем фигурку ворона кладут на ближайший пень или на небольшой, изготовленный неподалеку лабаз. Этим эвенки хотят показать, что якобы виновником смерти являются не люди, а ворон, о чем говорят несомненные доказательства. Шкуру с медведя снимают полностью, за исключением лап. Вскрыв грудную полость медведя, каждый участник охоты отрезает по маленькому кусочку сердца и съедает его сырым. При свежевании кости отделяются по суставам и стараются даже не поцарапать их. При отделении каждого сустава приговаривают: “Дедушка, осторожно, здесь бревно”. Затем мясу дают остыть и делят его между участниками охоты. Охотнику, застрелившему медведя, достаются все четыре лапы ниже коленных суставов, внутренности и внутренний жир, жир с задней части, голова и шкура. Все остальное делится поровну между участниками охоты.

   Если медведь убит во время перекочевки, то невдалеке находят удобное место и устраивают временную стоянку. Мясо грузят на оленей без седел, подложив ветки. После того как соберутся к отъезду, место, где обдирали медведя, тщательно забрасывают ветками и по краям ставят четыре ментая, чтобы враждебные духи не надругались над останками медведя. Вначале в путь трогается караван. Охотник, убивший медведя, остается, затем, пятясь задом, на деревьях делает девять затесов. Восемь из них мажет кровью, затем говорит “Приду в следующий раз”. После этого он поворачивается и догоняет караван.

   Когда все приедут на стойбище, охотник, убивший медведя, начинает готовить обряд такамин. Для этого берут два котла, в один кладут голову медведя, в другой – весь внутренний жир и мелко нарубленные кусочки сердца, легких, печени и почек. Все это варится до следующего вечера. На следующий вечер в юрту собираются все мужчины стойбища или табора; если есть поблизости сородичи, то приглашают и их.

   А.И. Мазин в мае 1969 г., будучи среди оленеводов в верховьях р. Куранаха – притока р. Хани, дважды присутствовал на медвежьих охотах. Один раз она производилась на ходового медведя, другой раз – на медведя в берлоге.

   Первая охота проходила таким образом. Оленье стадо начала преследовать медведица с двумя медвежатами, она давила молодняк. Н. Абрамов и Л. Урканов – оленеводы из пос. Усть-Нюкжа – решили перегнать стадо на другой берег р. Куранах, чтобы избавиться от медведицы. Вместе с ними была собака – лайка. Не доходя до стада, собака быстро убежала вперед и через некоторое время залаяла. Оленеводы осторожно подошли к тому месту, откуда слышался лай, и увидели следующее: на небольшой полянке медведица гоняется за собакой, а та бегает кругами, увертываясь от нее. Н. Абрамов, улучив момент, выстрелил и убил медведицу. Подойдя к медведице, он произнес: “Не я тебя убил – русский”. Л. Урканов сказал: “Кук. Это я, ворон”. Затем он стал упрекать Абрамова, что тот нехорошо поступил. И его слова могут накликать на русского парня беду. Николай ответил, что, поскольку русский все равно в это не верит, ничего не случится, но все-таки при этом сказал: “Кук”. Далее действия пошли таким же чередом, как описывалось выше. На следующей медвежьей охоте Н. Абрамов уже не говорил, что медведя якобы убил русский.

   Охота на медведя в берлоге происходила несколько иным способом. Найдя берлогу, охотник оповестил об этом мужчин стойбища. Оповещение шло иносказательным способом. Охотник, подпрыгивая, махал руками и говорил:“Кук, Кук, Кук”. Мужчины, сразу же догадавшись, что обнаружена берлога, отвечали на сообщение охотника теми же словами. При этом о медведе не было сказано ни слова. На следующий день собрались пять – шесть человек и рано утром ушли на охоту.

   Невдалеке от берлоги старший из охотников сказал: “Кук! Дедушка, не пугайся, вставай, это мы, воронята, твои внуки, пришли к тебе в гости”. Затем подобные слова произнесли все присутствующие. Далее взяли макушку лиственницы, (ветки были направлены внутрь берлоги) и заткнули вход. Вырубили хороший кол, пробили сверху отверстие в берлоге и начали шевелить медведя. Когда проснувшийся медведь высовывал голову из берлоги, старший из охотников стрелял в него. Если же медведь успевал выскочить, то стреляли все без разбора. Убив медведя, тщательно проверяли берлогу, нет ли там еще медведей. Если были, то отстреливали и тех. В некоторых случаях в одной берлоге скапливалось до четырех особей. Если убитый медведь оставался в берлоге, то за ним посылали самого молодого охотника. Считалось, что так он наберется опыта и смелости для охоты на медведей. В остальном ритуал был такой же, как и при ходовой или засадной охоте. Если же охотник обнаруживал медведя, а поблизости никого не было, то были случаи, когда охотиться на медведя в берлоге выходили только муж и жена.

   Культовое почитание медведя у верхнеамурских эвенков породило множество поверий, преданий, запретов и оберегов. Эвенки считают, что медведь когда-то был таким же , как они, человеком. Существуют легенды, повествующие о том, как женщина жила с медведем и у них были дети и т. п. По этому поводу существует ряд поверий и запретов, будто медведь не тронет женщину, если она обнажит перед ним груди, женщине нельзя есть мясо с головы медведя и участвовать в обряде такамин, нельзя есть мозг, почки, печень.

   Культовое почитание медведя было широко распространено во всех группах эвенков, а также у всех народов Сибири и Дальнего Востока.

   Верхнеамурские эвенки с почитанием относятся к волку. Легенды и предания о волке не зафиксированы, но о том, что это животное было тотемом, свидетельствуют его многочисленные названия – иргичи (дальний родственник, кормилец), эркали (всемогущий), кутурук (носитель счастья). Многие верхнезейские эвенки утверждают, что волки, если к ним хорошо относиться, при первой возможности гонят на охотника зверя, а сами незамеченными скрываются. Если волки и давят оленей, то они трогают только больных, заражающих стадо, и делают это для того, чтобы на их останках прикармливался пушной зверь для охотников. У верхнеамурских охотников – эвенков по отношению к волку существуют правила: они не берут дичь, зарезанную волком, и не убивают на охоте волка, попавшегося им первым.

   Среди пушных зверьков почитались белка (улюки) и соболь (нека, андачи) – объекты пушного промысла. Поверья и обряды, связанные с пушным промыслом, по всей вероятности, сформировались позднее, в то время, когда на пушнину возник спрос, и она стала единственным источником денежных средств у кочевников.

   Обряды, связанные с “добыванием” охотничьей удачи, были характерны для всех групп эвенков, но во второй половине XIX- начале XX в. они сохранились только у амуро – алданских эвенков. У всех остальных групп эвенков эти обряды проводились под руководством шаманов.

   К частным обрядам добывания охотничьей удачи у верхнеамурских эвенков можно отнести постоянные просьбы послать на охотника зверя. Обращаясь с такой просьбой, бросали в огонь кусочек мяса, вешали на дерево шкурку зверя – альбиноса или белую ткань. К числу этих обрядов можно отнести кормление амулета синкен, идола сэвэкичан, обращения к наму и помазывание его кровью.

   Одну из главных ролей в охотничьей магии эвенков Верхнего Приамурья также играют деревянные идолы ментая. Их считают посредниками между сэвэки и энекан буга, с одной стороны, и идолом сэвэкичан – с другой. Идолов сэвэкичан эвенки хранят у себя, через них они осуществляют связь с идолами ментая, а те – с хозяином животного и растительного мира сэвэки и хозяйкой вселенной и рода человеческого энекан буга. Подобные идолы ментая обнаружены автором у писаниц по рекам Большой Онон, Геткан, Ковубуйт, Тунгурча, Тунгурчекан и Амга. Кроме того, идол ментая выполняет роль охранника – оберега.

   В основе обычаев, обрядов, оберегов и запретов лежали меры предосторожности охотника, боявшегося спугнуть добычу или накликать враждебных духов шумом, разговором, необычным поведением. Уподобляя животных человеку, эвенки признавали за ними, например, способность мстить, что могло выразиться как в непосредственном нападении на человека, так и в неудачном промысле. В связи с этим нельзя было плохо говорить о животных, высмеивать их, причинять им страдания, убивать больше, чем необходимо. Эвенки верили в эти тысячелетиями сложившиеся законы, строго хранили и соблюдали их.

   Традиционной религией эвенков является шаманизм. Слово “шаман” имеет эвенкийское происхождение. Главное и характерное в шаманизме – обожествление сил природы и умерших предков, вера в то, что в мире существует множество богов и духов и с помощью шаманов можно влиять на них для обеспечения счастья, здоровья, благополучия и здоровья, отвращения беды.

   Шаманизм в Забайкалье и Сибири восходит к первобытнообщинному строю, когда охота, рыболовство и собирательство были основными средствами добывания пищи. В последующие периоды шаманизм развивается, усложняется, становится особой системой религиозных представлений и обрядов, охватывает все сферы жизни, оказывает влияние на формирование культуры и образа жизни людей.

   В общей картине шаманизма народов Центральной Азии, Сибири и Дальнего Востока эвенкийский шаманизм отличается высоко развитым политеизмом (многобожием) и сложностью обрядового комплекса. Как любое общественное явление он имеет свою структуру и выполняет целый ряд социальных функций.

   Сущность шаманистского мировоззрения заключается в следующих положениях: Мир, в том числе человек, создан высшими существами или же по их велению; Вселенная делится на три мира – небесный, земной и подземный, каждый из них наполнен определенными божествами и духами; Каждая местность, гора, озеро, река, лес имеют своего духа – хозяина, животное и человек – душу. Душа человека после смерти становится духом; В мире множество богов и духов с конкретными назначениями и функциями, они определяют ход жизни – рождение, болезни, смерть, удачу, беды, войны, урожай и т. д.; Человек может воздействовать на богов и духов путем жертвоприношений, молитв, соблюдения определенных правил, вызывать милость или гнев, симпатию или неприязнь; Шаманы – посредники между сверхъестественными существами и людьми, они обладают особыми качествами и правами, дарованными свыше.

   Отношение эвенков-орочонов к природе и окружающему миру нашло свое отражение во множестве запретов, поверий и обрядов, пронизывающих буквально все стороны хозяйственной жизни. Многие из них уходят своими истоками в древнейший дошаманский период. Такими можно считать обряды, связанные с рождением ребенка, погребением умерших, лечением больных. Они являются древнейшей основой религиозных верований эвенков. До последнего времени шаманы в них не участвовали, а если и участвовали, то главенствующей роли не играли. Шаманы создали свои обряды и камлания, внеся в них сравнительно новые элементы, которые сосуществовали с древнейшими. Шаман выполнял функции лекаря, проводника в Нижний мир, гадателя, защитника от злых людей и злых духов. Он обеспечивал удачу в охоте и оленеводстве. Будучи посредником между людьми и духами, шаман в образе зверя или своего духа – предка совершал полеты по мирам Вселенной, стремясь вылечить от болезней, найти пропавшее, узнать будущее, обеспечить хороший приплод зверей, помочь рождению ребенка или проводить в мир мертвых душу усопшего. Каждый шаман имел свою реку – приток главной шаманской реки, где пребывали его духи – помощники, когда он не давал им поручений. Важную роль играли шаманские атрибуты: костюм с подвесками и рисунками, железная корона с рогами оленя – предка, бубен, колотушка, посох, жгуты – змеи, символизирующие шаманские дороги, и др. Человек, согласно традиционным представлениям имел несколько душ, и все они требовали заботы и пищи. Болезнь считали результатом деятельности злого духа, который украл одну из душ больного или проник внутрь его тела. Поэтому шаману было необходимо заставить духа выйти из тела или отобрать у него душу больного. Он совершал обряд добывания души – тела, использовал магические средства – выкуривание, перенос болезни на соломенную фигуру с последующим ее сожжением, протаскивание больного через круг, ромб и зубцы и п. т. Большое значение имели камлания, которые устраивались для достижения удачи в охоте. Самые сильные шаманы совершали проводы душ усопших в мир мертвых. Важными были обряды, когда род признавал заслуги шамана, а также обновления и освящения шаманских принадлежностей, духов – помощников (сэвэнчэпкэ).К специальному шаманскому чуму, где они проходили, были пристроены галереи, имитирующие миры Вселенной. Самыми сильными в Сибири считались тунгусские шаманы, к их помощи прибегали соседние народы.

   Таким образом, из всего выше сказанного становится понятно, что основной заботой шаманов была забота о душах сородичей и их благополучии. Это предопределяло содержание всех шаманских обрядов и камланий. Их можно разделить на три группы. Первая группа связана с заботой о душах сородичей: это обряды, отражающие поиски и водворение на место “ушедшей” или “уведенной” души, “добывание” детских душ и проводы души покойного в мир мертвых. Вторая – забота о материальном благополучии рода. К этому циклу относились обряды сэвэкан и синкелаун. К ним можно добавить и такие мелкие обряды, как добывание священной силы мусун для охотничьих амулетов, всевозможные предсказания и гадания, которые совершались по просьбам сородичей. Их часто присоединяли к большим обрядам, они могли совершаться без шаманского облачения. Третья – обряды, связанные со становлением шаманов, шаманскими духами и изготовлением шаманской атрибутики. Эти обряды исполнялись шаманами для своего благополучия. К ним относятся камлания для добычи материалов при изготовлении шаманских атрибутов, признание шамана родом, введение силы мусун в шаманские атрибуты, “общение” с духами – помощниками и их “кормление”.

   Общими деталями во всех шаманских обрядах и камланиях у эвенков-орочонов были “очищение” шаманских атрибутов, надевание их на шамана, “разогревание” бубна, “кормление” и сбор” духов, “отправление” духов в места их обитания.

   До начала всех шаманских обрядов и камланий обязательно избирался хозяин шаманской юрты. Под его руководством устанавливались декорации обряда. Перед камланием он первый входил в шаманскую юрту, разводил костер, окуривал дымом болотного багульника или лишайника юрту, раскуривал трубку, встречал и рассаживал шамана, его помощников и участников обряда. Шамана усаживал на коврик кумалан на место малу, помощников обряда – на местах по бокам и со стороны входа в юрте. Шаман с помощниками в юрту входили первыми, а затем появлялись и участники обряда.

   При всех обрядах и камланиях у эвенков-орочонов присутствовали по два помощника шамана. Шаманским помощником мог быть любой член рода, независимо от возраста. Чаще всего это были молодые шаманы или люди, хорошо знавшие все обряды и камлания и готовящие себя в шаманы. В функции помощников входило разогревать на костре бубен, очищать и раздевать шамана до и после камлания, поддерживать его, чтобы он не упал (часто бывали случаи, когда шаман входил в экстаз, не мог удержаться на ногах и падал). Перед началом обряда помощники доставали шаманские атрибуты из специально изготовленных шкатулок и мешков, а после обряда укладывали их. Во время обряда шаманские помощники помогали шаману советами и успокаивали его, когда он входил в экстаз.

   Все участники обряда во время камлания помогали шаману вести обряд пением. Вначале шаман пел небольшой отрывок песни в одиночку, затем повторял со всеми участниками обряда.

   “Очищение” шаманских атрибутов производилось перед обрядом помощниками шамана. Для этой цели в костер подбрасывали багульник или лишайник и над дымом трясли шаманские атрибуты. После того, как шаманские атрибуты были окурены, помощники начинали одевать шамана. Во время одевания шаман сидел на коврике. Вначале надевали кафтан, затем нагрудник и головной убор.

   Бубен “разогревали” на костре путем плавного перемещения над огнем и легкого постукивания колотушкой. Разогретый бубен хозяин юрты вместе с раскуренной трубкой передавал шаману. Шаман затягивался трубкой, и это означало, что он запасался “кормом” для духа-покровителя и духов- помощников, который будет давать им на шаманских остановках тагу во время камланий. Предполагалось, что шаманские духи вселяются в шамана и будут питаться дымом.

   “Сбор” основных духов-помощников шаман производил сидя на коврике в начале обряда, но после того, как его оденут, передадут бубен и он запасется “кормом” для духов.

   Церемонию “сбора” шаманских духов у нюкжинских и тындинских эвенков во время обряда синкелаун наблюдал и подробно описал А.И. Мазин в своей монографии “Традиционные верования и обряды эвенков-орочонов”, выпущенной в 1984 г.

   Вначале шаман легким постукиванием колотушки по бубну создавал мелодичные удары, которые постепенно усиливались, ритм их ускорялся и перешел в сплошной бой. Шаман, вздрагивая, трясется и издает длинный протяжный вой, подражая реву самца лося во время гона. Постепенно ритм бубна ослабевает, затем становится более спокойным и начинается пение. Пением шаман призывает старых предков, которые жили несколько сот лет назад, постоянно помогали своим сородичам и делали для них добро. Шаман “собирает” всех духов в бубен и уговаривает духов и ментая хорошо охранять его во время “путешествия”.

   “Распускают” духов по окончании обряда. Шаман постепенно успокаивается и под мелодичный ритм бубна пением уговаривает духов покинуть его и уйти на свои места, после этого помощники помогают ему сесть на коврик и подают кружку с водой или кровью. В это время глаза у исполнителя обряда мутные, он как бы находится в потустороннем мире, не замечая присутствия сородичей. Но вот он окунает мизинец правой руки в воду, трижды протирает им правый глаз, а затем левый. Глаза мгновенно светлеют, и он с облегчением вздыхает, шаман дает знать участникам обряда, что духи покинули его.

   Общим для всех обрядов и камланий являлось наличие в шаманской юрте четырех идолов ментая, охраняющих участников обряда от вражеских духов.

   Наиболее часто проводились шаманские обряды, связанные с заболеванием человека. Эти камлания у забайкальских конных и оленных эвенков отмечены С.М. Широкогоровым, а у енисейских – Г.М. Василевич.

   По сложившимся в результате исторического развития и в связи со своеобразными представлениями о мирах и душе у эвенков-орочонов, обряды, связанные с лечением человека, во многих действиях отличались от описанных указанными исследователями. Как уже упоминалось, по их воззрениям, болезнь наступала при покидании душой человеческого тела или вселении в его тело враждебных духов, которые постепенно “поедают” душу больного человека. Шаманские обряды лечения человека были разнообразны и зависели от заболевания.

   Узнать причину болезни шаман мог только во сне, когда духи могли ему подсказать это. Таким образом, шаман жил у больного до первого сна, указывающего, отчего он заболел.

   Считалось, что душу больного человека могла похитить душа мугды умершего сородича. Это происходило в тех случаях, когда шаман долго не сопровождал мугды в мир буни или при похоронах не был полностью соблюден ритуал, в результате чего мугды начинала мстить сородичам. В этом случае срочно совершали обряд проводов души мугды в мир буни и водворения души хэян больного на место.

   Оборудованием шаманской юрты и изготовлением декорации при таком обряде занимались мужчины под руководством шамана. Ставили шаманскую юрту. Внутри юрты устанавливали четыре ментая, на место малу стелили кумалан, от него ближе к центру, располагали небольшой плотик со стоящим на нем вместилищем души мугды мугдыгра. По центру юрты ставили тагу. От места малу в направлении захода солнца располагали стаю птиц, изготовленных из дерева, и 27 тагу. Стая состояла из орла, двух лебедей, гагары и девяти чирков. Камлание начиналось во время заката солнца. Вначале шаман со своими духами-помощниками “разыскивает” мугды. Находит он по поведению умершего сородича. Шаман извиняется перед душой мугды от имени сородичей и от себя, говорит ей, что она уже наказала их и пусть простит, а за это ее отблагодарят. Если мугды сопротивляется и не отдает душу больного, то шаман пугает ее тем, что не проводит ее в землю буни и она останется в вечном рабстве у харги. Если и это не помогает, то шаман возвращается назад, ритуальным способом, ударом заостренной палки в затылок или сердце, закалывает домашнего оленя черной масти. Его кровью опрыскивают все шаманские атрибуты, мясо поедают участники обряда, а шкуру с головой, внутренностями и нижней частью ног ставят за юртой на место малу головой в направлении захода солнца. Это считалось жертвоприношением шаманским духам-помощникам и душе мугды.

   На следующий день церемония начиналась вновь, и, в конце концов, душа мугды “сдавалась” и возвращала душу хэян. Шаман “глотал” душу больного человека и начинал сопровождать мугды в мир буни. Пением шаман воплощал мугды в стоящее на плоту душевместилище мугдыгра и, имитируя толкание шестом, “перевозил” ее через реку тунето в мир буни. После чего он брал мугдыгра с плота, уходил в чащу и укладывал его головой в направлении захода солнца. Вернувшись в юрту, шаман подходил к больному, заставлял открыть рот и “водворял” (путем плевка) душу на место. На этом обряд заканчивался и считалось, что выкраденная душа водворена на место.

   По представлениям эвенков, душу больного человека могли похитить и духи-помощники враждебного шамана. В этом случае обряд розыска души больного, и водворения ее на место сопровождался кровавыми жертвами. Декорация шаманской юрты в этом обряде отличалась от декорации вышеописанного обряда только тем, что душевместилище мугдыгра подвешивалось на жердях над местом малу и плот отсутствовал. С внешней стороны юрты устанавливали пять – шесть идолов мугдыгра, чичипкан и вешали шкуру с головой, внутренностями и нижними частями ног жертвенного оленя черной масти. Все это располагалось в направлении заката солнца.

   В этом камлании шаман созывал духа-покровителя, а в мугдыгра, подвешенного в юрте, он вселял духа-покровителя, а в мугдыгра, расположенные над юртой, - души мугды духов-покровителей. Собрав необходимых духов, шаман пением разъяснял, что случилось, и вместе с духами “летел” разыскивать душу хэян больного. Отыскав ее, шаман путем задабривания, обмана или при помощи физической силы “забирал” у духов враждебных шаманов душу больного человека и “глотал” ее.

   “Заполучив” душу больного, шаман путем плевка “водворял” ее на место. Затем, взяв больного за руку, он проходил через чичипкан, чтобы враждебные духи не могли вновь войти в больного и похитить душу. После этого идолу чичипкан связывали “ноги” и вместе со всеми душевместилищами мугдыгра уносили в направлении заката солнца.

   При массовых заболеваниях и эпидемиях считали, что в людей вселились враждебные духи. Для их изгнания приглашали шамана и под его руководством ставили юрту. В ней располагали четыре идола ментая и тагу. За юртой располагали метровое изображение мугдыгра, чичипкан и несколько шкур жертвенных оленей черной масти. Декорацию располагали в направлении от места малу на закат солнца.

   В этом камлании шаман путем уговоров и задабриваний просил враждебных духов покинуть больных и переселиться в мугдыгра. При этом он бросал кусочки жира в костер и, занеся мугдыгра в юрту, помазывал кровью. Он говорил враждебным духам, что в мугдыгра им будет жить хорошо, что он их будет сытно кормить и поить. Наконец, по словам шамана, враждебные духи “соглашаются” переселиться в мугдыгра. В это время больные поочередно подходят к мугдыгра и плюют ему в “рот” по три раза. Затем все больные и шаман, несущий на руках мугдыгра, по три раза проходили через чичипкан. Шаман, проходя на третий раз, как бы нечаянно оставляет мугдыгра сзади. Пройдя сам через чичипкан, он резко зажимает между его “ног” и связывает его веревками. В это время все присутствующие валят чичипкан со связанным мугдыгра и поочередно бьют его идолом ментая, приговаривая, чтобы больше враждебные духи не попадались. Церемония заканчивается сжиганием чичипкан с мугдыгра на костре. При этом считалось, что враждебные духи покинули больных и сожжены на костре.

   Обряд “очищения” больного от духов дурного глаза совершался в упрощенном виде. Во многих случаях его проводили сами больные, без участия шамана. Для этого разжигали костер, изготавливали из травы чучело, напоминающее человека, и ставили чичипкан. Путем уговоров и задабриваний заставляли духов черного глаза переселится в травяное чучело.

   При болезни детей эвенки считали, что их души покидают тело и возвращаются в родовое душехранилище омирук на звезду Чалбон, чтобы воплотиться во вновь родившемся ребенке. Если в семье один за другим умирали дети, при болезни родившегося последним ребенка приглашали шамана для “поимки” души и “водворения” ее на место. Во время камлания шаман пением рассказывает, как летит на звезду Чалбон, разыскивает покинувшую тело ребенка душу оми, ловит ее и водворяет на место. Для того чтобы душа больше не покинула тело ребенка, в одежду на грудь ребенка вшивают висевшие в юрте при камлании две птички чипиче-чиче – охранников детской души.

   Шаманский обряд “добывания” детских душ производился в тех случаях, когда в семье не рождались дети. В камлании пением шаман описывал свой поход в мир душ на звезду Чалбон. Он разыскивал родовой омирук, брал одну из душ и возвращался на землю. В этот момент участники обряда имитировали плач ребенка, и шаман в утробу матери “помещал” принесенную душу.

   Обряд проводов души покойного в мир мертвых совершался через один-полтора года после смерти человека, без просьбы его родных. Иногда шаман ждал смерти нескольких человек и отправлял их души в мир буни все сразу. В своем камлании шаман пением рассказывал о своем “полете” в нижний мир. Там он разыскивал необходимые ему души мугды, вселял в мугдыгра, “кормил” табачным дымом и кусочками сала (табачным дымом окуривал мугдыгра, а кусочки сала подносил ко рту мугдыгра и съедал сам). Со словами “Не возвращайтесь больше”, он имитировал толкание шестом. Считалось, что он “перевозил” мугдыгра через реку тунето в мир буни. Сам же в это время брал мугдыгра и уносил в чащу, укладывая головой в направлении заката солнца. У удских эвенков мугдыгра подвешивали на дерево или просто выбрасывали, а у енисейских эвенков, по сообщению Г.М. Василевич, мугдыгра не изготовлялся, душу мугды сопровождали по вызову шамана духи-помощники.

   Обряд сэвэкан проводился в конце апреля – начале мая (эныкалэ бега, эннекал бега, эннеэкэн бега), в месяц отела оленей, Знаменовался он первым появлением травы и хвои лиственницы и отмечался народной приметой – кукованием кукушки. Этим обрядом у эвенков-орочонов начинался Новый год.

   Проведение эвенкийского обряда синкелаун – добычи охотничьей удачи – падало на октябрь (сэгэлегер бега), месяц начала охоты. Состоял из четырех циклов: изготовление из прутьев изображений парнокопытных животных – бэюн; “хождение” шамана к энекан буга с просьбой послать зверя и охотничью удачу синкен; очищение охотников – прохождение через чичипкан; магическая охота и разделывание изображений парнокопытного зверя из прутьев. Это был родовой праздник.

   По материалам А.Ф. Анисимова и Г.М. Василевич, близкие по значению обряды встречаются у большинства эвенкийских родов. А.Ф. Анисимовым у сымских эвенков записан обряд под названием “шэнкэлэвун”. Г.М. Василевич отмечает, что к западу от Енисея эти обряды совершались на весеннем празднике оживления природы, к востоку – большей частью осенью, перед началом промысла. Во всех случаях центральным моментом обрядов являлись танцы, имитирующие погоню за лосем или оленем и его убиение.

   Существенные моменты этих обрядов, совершаемых с целью достижения удачи на охоте и увеличения стад: Уход шамана в верхний мир; Возвращение его оттуда в образе оленя; Сцена ловли оленя – шамана арканом; Стряхивание шаманом с себя, подобно оленю, шерстинок, которые должны превратиться в реальных животных.

   Такие мелкие камлания, как предсказания или гадания, имели место во всех обрядах. Они часто совершались и отдельно. Производили их шаманы обычно в вечернее время в юрте без всяких декораций и атрибутов. Во всех группах эвенков они ничем не различались: шаман бросал колотушку в направлении спрашивающего, а трубку последнего брал на одну – две затяжки, затем спрашивающий возвращал колотушку шаману; определялся ответ по тому, как падала колотушка. Если колотушка падала на выпуклую сторону, то ответ был положительный, и наоборот, если изогнутой стороной вверх, ответ был отрицательный.

   Упаковывалась шаманская атрибутика в ритуальные шкатулки муручун и мешки чемпули, перевозились на олене сэвэк, обладавшем священной силой. На долгое хранение ее обычно оставляли в специально срубленном и крытом сверху лабазе. После смерти шамана его атрибуты развешивали на сухой лиственнице мугдыкен в глухом, редко посещаемом месте. По наследству они не передавались.

   Анализ традиционных представлений об окружающем мире эвенков-орочонов показывает, что они составляли сложную систему, включавшую различные по своим историческим и социальным корням, генезису элементы, принадлежащие к различным временным пластам. Все они были трансформированы шаманством, в них можно лишь вычленить дошаманские элементы. При этом надо иметь в виду, что традиционные верования дошли до нас сильно изменившимися. Очень часто можно с привлечением данных фольклора, этнографии, археологии под позднейшими напластованиями обнаружить элементы древнейших верований.

   Изменение традиционного образа жизни, более продолжительное знакомство с русскими привели к тому, что восстановить всю систему их прежних верований и обрядов в настоящее время очень сложно.

   

   Щипакина Елена Анатольевна, учитель истории


ИСТОЧНИК ИНФОРМАЦИИ:

   Сайт Фестиваль педагогических идей "Открытый урок"
   01. Василевич Г.М. Некоторые данные по охотничьим обрядам тунгусов // Этнография. – 1930. - № 3. – С. 57-67.
   02. Мазин А.И. Таежные писаницы Приамурья / Отв. ред. Е.И. Деревянко. - Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1986. – 260 с.
   03. Мазин А.И. Традиционные верования и обряды эвенков-орочонов (Конец XIX - начало XX вв.) / Отв. ред. А.П. Деревянко. – Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1984. – 201 с.